Главная страница
 Новости сайта
 Процесс беатификации
  Постулатура
  Трибунал
 Слуги Божьи
  Епископ Антоний Малецкий
  о. Фабиан Абрантович MIC
  м. Екатерина Абрикосова
  о. Епифаний Акулов
  прелат Константин Будкевич
  о. Франциск Будрис
  о. Потапий Емельянов
  с. Роза Сердца Марии
  Камилла Крушельницкая
  О. Янис Мендрикс MIC
  о. Ян Тройго
  о. Павел Хомич
  О. Андрей Цикото, MIC
  о. Антоний Червинский
  о. С. Шульминский, SAC
 Архив
  еп. Эдуард Профитлих, SJ
 Библиотека сайта
 Интересные статьи
 Благодарности
 Ссылки
 Контакты

Доклад о. Бронислава Чаплицкого
15 октября 2005 г.
на встрече с прихожанами храма св. Екатерины Александрийской
(С.-Петербург)

В своем выступлении я хочу говорить не о биографии о. Будкевича. Она описана в книге. Я бы хотел коснуться тех вопросов, о которых в книге говорится, однако не учтенные в момент ее написания источники позволяют внести новый, хотя не обязательно решающий взгляд на проблемы, которыми жил о. Будкевич.

Первая часть доклада касается его соображений на тему места своего служения, вторая — отношений о. Будкевича с матерью Урсулой Ледуховской, а третья — его отношений с архиепископом Цепляком. Напомню слушателям, что о. Будкевич после рукоположения недолгое время был викарным во Пскове, потом довольно долго законоучителем в Витебске, а затем работал уже до самой смерти в приходе св. Екатерины.

Будучи настоятелем, он пригласил м. Урсулу Ледуховскую из Кракова. Яна Цепляка о. Будкевич знал уже с времен учебы в Духовной Академии, потом как вспомогательного епископа, который во время первой мировой войны управлял Могилевской архиепархией в качестве капитулярного викария, а после выдворения большевиками архиепископа Роппа в 1919 г. — в качестве генерального викария.

 

Что касается желания о. Будкевича переменить место службы, следует сказать, что, работая в Витебске, он переутомлялся. Возникла нужда в водолечении. Несколько раз он лечился в Крыму, однако стоимость поездок и процедур была высока, и его заработка не хватало на лечение, а ведь он должен был еще помогать своей семье. О. Будкевич всегда полностью включался в пастырскую работу. В переутомлении он видел причину своей болезни, которую врачи определяли как neurastenia spinalis. Проходя очередной курс процедур в Ялте, он понял, что денег ему не хватает и лечение будет бесполезным, если он вернется к прежним обязанностям. Он подумал, что можно было бы эту проблему решить, если стать профессором в семинарии. О. Будкевич представил свои соображения секретарю архиепископа. Описал необходимость водолечения и отсутствие денег на это дело. И попросил архиепископа, чтобы тот исходатайствовал для него средства.

Вторым делом было представление по поводу его дальнейшей службы. По мнению врачей, о. Константин должен был поменять свою работу на более спокойную. Однако он понимал, что такого места ему не найти, потому что везде было необходимо включаться полностью. При этом он считал, что является более теоретиком, нежели практиком. Но, желая быть профессором семинарии, он не хотел, чтобы кого-либо из-за него уволили, освобождая должность[1].

По всей видимости, на это письмо ответа не последовало, и о. Будкевич вернулся в Витебск. В то время, как следует из его письма, он должен был содержать мать, сестру и брата, а его зарплата была, как уже говорилось, невысока. Больших средств требовало лечение, поэтому он должен был брать деньги в долг. В то время он не был способен отдать долги, поэтому в очередном письме просил архиепископа о выделении помощи в размере 200-300 рублей на лечение во время каникул, чтобы иметь возможность снова приступить к работе. К своему письму о. Будкевич присоединил свидетельство врача[2]. Однако в помощи было ему отказано, а просьба о перемещении на другую должность осталась без ответа[3].

Учитывая прошлогодний отказ, о. Константин решил отпуск 1903 г. провести частью в Санкт-Петербурге, частью в Погулянке Двинского уезда, а также в Забялах Дриссенского уезда. У реки Двины были благоприятные условия для создания санатория. Лечебницу там открыл местный помещик Плятер-Зиберк[4]. Это были родные края Будкевича, и он, конечно, знал графов Плятеров.

Возможно, о. Константин, будучи в Санкт-Петербурге, смог во время каникул представить свое дело в Архиепархиальное управление лично, однако спокойного поста получить не смог. 8 сентября 1903 г. капитулярный викарий сообщил ему, что назначает его викарным священником при храме св. Екатерины в Санкт-Петербурге[5]. Решение было противоположным тому, которое предлагал о. Будкевич.

Здесь надо заметить, что дела католической Церкви были полностью подчинены Департаменту Духовных Дел Иностранных Исповеданий (ДДДИИ). Каждый выезд священника с места службы должен был быть разрешен не только руководством епархии, но также ДДДИИ. 19 декабря 1903 г. такое представление было сделано по поводу просьбы о. Будкевича, который хотел поехать в Креславку на похороны умершего графа Броель-Плятера и в Витебск, чтобы посетить больную мать[6]. Это разрешение ему выслали уже по почте. Он получил его 21 декабря[7]. Не знаем, когда о. Будкевич вернулся в Санкт-Петербург. 23 декабря 1903 г. настоятель прихода о. Сциславский сообщил в Архиепархиальное управление, что предлагает Будкевича на должность вице-настоятеля. Дело было решено быстро, и уже 13 января 1904 г. о. Константин получил документ о своем новом назначении.

Летом 1904 г. с согласия настоятеля Сциславского он ездил в полуторамесячный отпуск в Погулянку[8]. К Рождеству 1904 г. просил о разрешение на выезд в Витебск на свадьбу сестры[9]. Летом следующего года по ходатайству настоятеля Сциславского снова получил полуторамесячный отпуск в Погулянку и в Витебск[10].

Из приведенных документов следует, что о. Будкевич относился серьезно к своим обязанностям и, видимо, по этой причине снова переутомлялся. Он понимал, что должен воспользоваться возможностью поправить свое здоровье. Не знаем, какие были отношения между священниками в Витебске, но в Санкт-Петербурге отношения были хорошие, так как настоятель Сциславский выступал по делу отпуска своего викарного и впоследствии вице-настоятеля.

 

Следующее дело, о котором пойдет речь — отношения о. Будкевича с матерью Урсулой Ледуховской.

М. Урсула была настоятельницей монастыря урсулинок в Кракове. Это был орден скорее созерцательный, чем стремящийся к пастырской активности. В краковском монастыре существовал также пансион для девушек. Именно там проживала одна из будущих учительниц гимназии при храме св. Екатерины — Зоя Родзевич. Она-то и подсказала о. Будкевичу, к тому времени уже настоятелю храма св. Екатерины, что в деле спасения интерната в Петербурге, при храме, может помочь м. Урсула. Администрация храма считала, что интернат, который сильно отягощал бюджет прихода и при том приходу был не нужен, следовало ликвидировать. Такой выход подсказывали синдики, которые были избраны прихожанами по представлению о. Будкевича. Синдиками были специалисты по управлению делами прихода.

Раньше, в XIX в., в интернате было много воспитаников, но теперь, в 1907 г., он был обременен долгами. Поэтому синдики прихода стали советовать закрыть интернат. М. Урсула решила взять на себя содержание интерната, создала при нем тайную часовню и монастырь. Ревизии в 1911 г. привели к тому, что м. Урсула переехала в Мерентехти, на купленную ею дачу у Финского залива, вдалеке от крупных поселков. В интернате при храме остались ее сестры. Надо еще заметить, что, несомненно, до приезда Ледуховской в интернате работали другие воспитательницы, которые или потеряли работу в связи с ее приездом, или уже при ней должны были оставить интернат. Может быть, они настраивали детей против новой руководительницы. В среде учительниц м. Урсула чувствовала недоброжелательность.

В 1913 г. о. Будкевич просил мать Урсулу, чтобы она предложила «своего человека» на должность помощницы директрисы женской гимназии при храме св. Екатерины, потому что архиепископ Ключинский якобы хотел удалить Эмилию Мацулевич, которая была директрисой этой школы. Эмилия Мацулевич к тому времени уже была принята Ледуховской в ее конгрегацию. М. Урсула предложила молодую Янину Дзеконскую, и она была принята. Трудно судить, как справлялась на своем посту Эмилия Мацулевич. Из воспоминаний м. Урсулы не следует, что она была выдающейся руководительницей. Ледуховская с ней считалась, но, кажется, не очень любила. Зато Мацулевич обожала м. Ледуховскую, была очень привязана к ней. Она, однако, осталась на посту директрисы.

После начала войны в 1914 г. м. Урсула должна была покинуть Россию как австрийская подданная. Она оказалась в Швеции, отделенная от своих сестер и лишенная материальных средств. Вдобавок она получила неприятный ответ от своей сестры Марии-Терезы, которая не пожелала принять ее у себя. М. Урсула была также сильно расстроена известиями из Петрограда. Больше всего ее потрясла информация, что в декабре 1914 г. от своей должности в гимназии была отстранена Дзеконская.

М. Урсула вспоминала всякие прошлые неприятности со стороны учительниц и синдиков. А теперь приходили новые жалобы от ее сестер. Она стала думать о том, чтобы забрать из интерната сестер, работающих там. Когда м. Урсула утвердилась в этом решении, она написала об этом с. Заборской, оставленной в Петербурге к качестве настоятельницы. Та отговаривала ее от этой мысли, аргументируя тем, что если сестры останутся, то они смогут заработать денег на себя и на нужды матери Ледуховской. С. Заборская обращала также внимание на то, что в Петрограде расширились возможности патриотической работы.

В начале апреля 1915 г., на Пасху, к матери Урсуле приезжала с. Мацулевич, которая поддержала мнение Ледуховской о том, что сестры должны покинуть интернат. Тогда м. Ледуховская написала письмо о. Будкевичу, что она не видит другой возможности, кроме выезда сестер из интерната по окончании учебного года. Несомненно, она ясно обозначила, что такой шаг предпринимает из-за увольнения Дзеконской. Сестрам, однако, м. Урсула написала, что оставляет им свободу выбора. Они могли остаться, если бы пожелали. Особенно против ее решения выступала сестра Заборская, которую м. Ледуховская особенно ценила. И она ответила м. Урсуле, обращая внимание Ледуховской на то, какие выгодные обстоятельства сестры теряют в Петрограде и в какой неопределенной ситуации они окажутся в Швеции.

М. Урсула получила ответ от о. Будкевича о том, что он согласен на увольнение сестер из интерната. Не знаем, был ли это простой ответ или ответ с упреками. Не знаем также, дошел ли этот ответ до м. Урсулы перед тем, как она отправила письмо епископу Цепляку. Если Эмилия Мацулевич отвезла письмо о. Будкевичу около 10 апреля, то его ответ мог к 24 апреля и не прийти. 24 апреля 1915 г. м. Урсула отправила письмо епископу Цепляку, тогда управляющему архиепархией. В нем она писала, что просила настоятеля Будкевича, чтобы тот сообщил епископу Цепляку содержание ее письма к нему, к Будкевичу — а он этого не сделал. Известно, что о. Будкевич согласился с решением м. Урсулы, но мы не знаем, как он это воспринял. Можно догадываться, что он отнесся к этому спокойно и попытался найти других учительниц на места, которые должны были освободиться.

По всей видимости, м. Урсула объяснила, почему она забирает сестер из интерната. Для нас, однако, открытым остается вопрос, почему м. Ледуховская решила оставить интернат, в котором работали одни урсулинки, а не гимназию, в которой была враждебная ей партия учительниц. Можно предположить, что м. Ледуховская не просто писала к епископу Цепляку, а отвечала на его письмо, которое он по своей инициативе написал к ней, спрашивая о причине такого решения. Мать Ледуховская обратила внимание епископа на ненависть, которая существует в гимназии по отношению к ней и ее сестрам. Писала, что настоятель встал на сторону этой враждебной партии, если устранил Дзеконскую в течение учебного года. Не знаем, за какие провиности она была освобождена от должности. Зная о. Будкевича, м. Урсула не сомневалась, что он действовал спокойно, согласно ранее намеченному плану, и даже случай с Дзеконской был частью этого плана.

Дзеконская приехала к м. Урсуле в Швецию, а от нее повезла к епископу Цепляку новое письмо, от 31 мая 1915 г. М. Урсула благодарила епископа за опеку над директрисой гимназии, то есть над Эмилией Мацулевич. Писала, что благодаря епископу Цепляку Мацулевич не разделила участи Дзеконской. Опеке епископа доверяла также двух молодых сестер, которые работали в гимназии. Из этого следует, что желанием м. Урсулы было, чтобы они и впредь оставались в гимназии. Одновременно она написала длинное письмо, в котором снова объясняла ситуацию и подчеркивала ненависть враждебного лагеря, сторону которого взял настоятель, якобы не любящий монахинь. Наиболее возмущало м. Урсулу то, что в деле удаления Дзеконской проявилась неблагодарность и как будто бы сигнал к тому, чтобы ушли и другие урсулинки. М. Урсула заметила, что можно было иначе решить увольнение Дзеконской, хотя бы согласовав его с нею самой, м. Урсулой.

Не знаем, как переживал эти события о. Будкевич. Его высказываний по данному поводу не обнаружено. Он был занят столькими делами, особенно во время войны, что входить в подробности каждого конфликта среди своих сотрудников просто не мог.

В книге об о. Будкевиче, ссылаясь на слова директора мужской гимназии при храме св. Екатерины, Стефана Цибульского, я отмечал, что, несомненно, существовал какой-то конфликт между о. Будкевичем и этим директором, раз в воспоминаниях о своей работе директор отмечал только свои заслуги, а о настоятеле писал без большого уважения. Фактом является то, что учителя из бывшей мужской гимназии, когда она стала контролироваться большевиками, встали на позиции, враждебные приходу, а учительницы гимназии женской, то есть из лагеря, враждебного Ледуховской, пытались помогать детям сохранить веру, а значит, помогали настоятелю.

Нет достаточных данных, чтобы объективно оценить ситуацию, но кажется, что ситуация вражды, о которой не раз говорила м. Урсула, была обыкновенным противостоянием разных концепций воспитания и разных интересов. Несомненно, суждение о том, что о. Будкевич не любил монахинь, было высказано м. Урсулой в обиде и не было правдой. В Петербурге-Петрограде существовало много разных конгрегаций. В документах этих конгрегаций нет такого сурового суждения о о. Будкевиче. Наоборот, существуют положительные оценки. Может быть, м. Урсула, не зная о существовании этих тайных конгрегаций, сохранила собственное мнение об исключительности ее конгрегации. Так или иначе, осмысляя эти события в перспективе времени, впоследствии она пришла к заключению, что эти все испытания были посланы ей, чтобы она поняла Божий план по отношению к ее конгрегации. Сегодня мы знаем, что в том враждебном лагере, в котором м. Урсула видела ненависть, была, несомненно, другая женская конгрегация — тайная конгрегация Имени Иисуса[11]. Трудно предположить, что представительницы этой тайной конгрегации сеяли вражду. Скорее, они оказались теми, кто смог после отъезда урсулинок внести дух единства.

 

В большом приходе храма св. Екатерины было много проблем. Ситуаций, в которых о. Будкевич мог кого-нибудь обидеть, было намного больше. Интересным документом является письмо о. Будкевича управляющему епархией епископу Цепляку от 31 марта 1916 г. Из этого письма следует, что амбициозная, но не слишком ответственная учительница Хведкевич, предложения которой открыть новую школу в приходском доме настоятель Будкевич не принял, пожаловалась епископу Цепляку и тот велел о. Будкевичу принять решение по делу, которое представила Хведкевич.

О. Будкевич описал все подробности, связанные с делом. Показал отсутствие компетенции у жалующейся на него учительницы. Обратил внимание епископа на то, что Хведкевич не хочет учитывать никаких замечаний, не имеет педагогического подхода и приносит много вреда. О. Будкевич вынужден был отстранить ее от руководства школой для девочек. Под руководством новой начальницы Жешотарской эта школа стала настоящей, профессионально организованной. Кроме этого, Хведкевич обвиняла Будкевича, что тот пускает в приходские дома квартирантов — евреев. О. Будкевич отвечал, что ему нужны такие квартиранты, которые платят деньги, чтобы таким образом администрация прихода могла вести свои дела и содержать школы, в которых училось 2000 учеников.

Кажется, что в данном случае о. Будкевич мог бы ответить в двух словах: Хведкевич является человеком недостаточно ответственным и ее планов приход не в состоянии выполнить. Однако о. Будкевич описал все дело, подчеркивая, что не может понять, как епископ мог поверить такому человеку, а не ему, настоятелю и декану, который вместе с администрацией прихода ведает многими делами, в том числе школами. Важно для понимания действий Будкевича то, что он в этом письме епископу высказался, что такого человека, который сеет только раздоры, надо бы вообще освободить, а не успокаивать повышением зарплат, как он сделал, желая избежать раздоров[12].

Похожая ситуация произойдет в будущем, когда о. Будкевич будет удивляться, почему архиепископ Цепляк действует, как будто бы хотел взять под защиту мирян, не учитывая мнений священников[13]. Здесь хочу обратить внимание на то, что в книге «О. Константин Будкевич (1867-1923). Жизнь и деятельность» допущена ошибка[14]. Я интерпретировал одно из писем Будкевича к «эксцеленции», утверждая, что направлено оно было архиепископу Роппу. Подробное ознакомление с документами заставляет меня сделать исправление: письма адресовались архиепископу Цепляку. В этих письмах о. Будкевич, между прочем, делал архиепископу Цепляку замечание, что тот готов поверить в обвинения мирян, подрывая доверие к священникам.

 

Какие выводы можно сделать из приведенных ситуаций?

О. Будкевич был человеком справедливым, трудолюбивым, любящим согласие, не действующим под влиянием эмоций. Он искал возможность работы, которая отвечала бы его характеру. Но нашел непосильный труд, которого, однако, никогда не избегал.

В больших коллективах всегда найдутся люди, чем-то недовольные, считающие свои проблемы единственными, которые необходимо решить, и непременно в соответствии с их пожеланиями. Эти люди действуют, как правило, с хорошими намерениями, однако приводят к страданиям других людей.

И о. Будкевич не всех устраивал, особенно потому, что свое мнение высказывал прямо, хотя взвешенно и логично. Он не искал конфликта ни с кем, однако как руководитель, должен принимать решения, которые не всех устраивали.

 

[1] РГИА, ф. 826, оп. 1, д. 1498, л. 55-56об. О. Будкевич — секретарю еп. К. Недзялковского, временно управлявшего архиепархией 6 IV 1901.

[2] Там же, л. 57. О. Будкевич — архиеп. Б. Клопотовскому 11 VI 1902.

[3] Там же, л. 59. Секретарь Могилевской архиепархиальной канцелярии — о. Будкевичу 19 VI 1902.

[4] Там же, л. 62. Архиепархиальное управление — витебскому губернатору 7 VI 1903.

[5] Там же, л. 63. Капитулярный викарий – о. Будкевичу 4 X 1903.

[6] Там же, л.. 67. Управляющий могилевской архиепархией прел. С. Денисевич — в ДДДИИ 19 XII 1903.

[7] Там же, л. 68. Письмо из ДДДИИ Управляющему Могилевской архиепархией прел. С. Денисевичу 21 XII 1903.

[8] Там же, л. 71. Рапорт настоятеля церкви св. Екатерины Могилевскому архиепископу-митрополиту о предоставлении отпуска о. Будкевичу для лечения 22 VI 1904.

[9] Там же, л. 75. О. Будкевич — управляющему Могилевской архиепархией 6 XII 1904.

[10] Там же, л. 76. О. Сциславский — Могилевскому архиепископу-митрополиту 19 V 1905.

[11] Trela K. Zgromadzenie Siуstr Naswietszego Imienia Jezus w latach 1887-1946. Warszawa, 1992. S. 268-269.

[12] РГИА, ф. 826, оп. 1, д. 1498, л. 133-138. О. Будкевич — еп. И. Цепляку 31 III 1916.

[13] Там же, л. 145-147об. О. Будкевич — архиеп. И. Цепляку. Письмо без даты (между 30 X 1919 и 18 XI 1919).

[14] См.: Чаплицкий Б. О. Константин Будкевич. 1867—1923. Жизнь и деятельность. СПб., 2004. С. 100-102.


Версия для печати

© содержание, Postulator Causae Beat. seu Declarationis Martyrii S. D. Antonii Malecki et Soc.